Эволюционизм, порядок и каталлактика
Этого нельзя избежать просто путем рационального расчета тех средств и способов, с помощью которых должны достигаться цели; для этого нужно доверить политической философии задачу оценки индивидуальных и социальных целей применительно к возможности придать им общезначимый характер. С этой точки зрения — и это принципиально важно — позиция Мизеса четко отличалась от позиции Хайека; Мизес — тот редкий тип демократического мыслителя, для которого источником порядка является власть.
Остается еще один вопрос: каким образом в системе стихийно возникшего порядка политическая философия устанавливает формальное равенство между различными сферами человеческой деятельности и отвергает идею о том, что источником порядка является одна из этих сфер (тем самым приобретающая господство над остальными). Решение, которое предлагает Мизес, представляется неверным, особенно если сравнивать его с решением Хайека, которое одновременно и более реалистично, и более продуктивно и фундаментально с философской точки зрения.
В противовес «прагматическому» толкованию Хайек, как уже отмечалось выше, выдвинул «композитивную теорию», основанную на единичном характере социальных институтов и на том, что их можно понять «исключительно генетически», как непреднамеренный «соединенный результат многих сил, действовавших на протяжении длительных отрезков времени». Задача «композитивного метода» состояла в том, чтобы объяснить, каким образом социальные институты могут возникнуть «как непреднамеренный результат разрозненных действий множества людей».
В связи с этим очень важно четко различать «мотивирующие, или конституирующие, убеждения... и спекулятивные, или объясняющие» представления людей о тех объектах, которыми занимаются социальные науки. Несмотря на это, Хайек не понимал, что даже сами представления об этих объектах, которые следует рассматривать как «обыденные абстракции» и не следует принимать за «факты», могут иметь последствия для возникновения и эволюции социальных институтов. Это становится особенно важным, если пытаться понять, каким образом происходит разложение порядка. Хотя, для того чтобы не впасть в вышеописанную ошибку, действительно требуются огромные усилия, не подлежит сомнению, что возможность совершить ее продолжает существовать, и такая ошибка, несомненно, будет иметь последствия для понимания и объяснения таких явлений, как коллективизм и тоталитаризм. Безусловно, в данном случае мы имеем дело с мифами, или с проявлениями пагубной самонадеянности, чей успех был столь же эфемерен, сколь и трагичен. Но поскольку тирания представляет собой эндемический бич политики, то таким мифам нельзя противостоять, не понимая социальных механизмов, посредством которых они возникают и постепенно распространяются, получая все большее и большее хождение.
Если принять во внимание, что даже ложные идеи об обществе могут повлиять на его развитие, то в конце концов получается, что «благой порядок» просто более вероятен, чем беспорядок107. Иными словами, проблема Хайека состояла в том, что он должен был защищать тезис о возможности формирования стихийного порядка, в то же время осознавая, что такой порядок не опирается на финалистическую философию истории и является не естественным, а культурным.
Хайек понимал, что эта модель порядка не навязана политикой и не осознана рационально. Напротив, она является непреднамеренным результатом индивидуальных действий, которые, будучи сознательно направлены на достижение субъективных целей, породили набор правил, норм, систем коммуникации и традиций, представляющих собой объективное целое с точки зрения тех, кто стремится достичь субъективных целей в его пределах. Порядок не является ни подражанием природе, ни смыслом истории, ни путем к вечности, ни требованием разума, ни результатом договора.