Мизес
Через все размышления Мизеса о либерализме красной нитью проходит мысль о необходимости привести его теоретические основы и политическую практику в соответствие с открытиями субъективистской экономической теории. Хотя против основания такого типа можно выдвинуть многочисленные возражения, трудно отрицать его увязанность с эпистемологической доктриной — праксеологией8, — а также новизну и глубину идеи Мизеса о том, что кризис классического либерализма был вызван не только социалистическими теориями, но и субъективистской экономической теорией.
Главной чертой подхода Мизеса была убежденность в том, что либерализм — это не идеология и не политическая практика, а рационалистическая политическая философия, основанная на теории человеческой деятельности и общества. В силу того, что либерализм является политической философией, он не может опуститься до теоретического и политического компромисса с политическими идеологиями даже в том случае, когда они представляют господствующие культурные и политические силы. Мизес ясно понимал, что популярность идей в обществе не свидетельствует об их верности и что соответственно историю нельзя использовать для проверки теорий. Ошибочность историцизма породила в нем неверие в существование неизбежных процессов; он считал, что не существует ничего, кроме исторических тенденций, которые обусловлены тем, что люди часто обладают ограниченными знаниями о последствиях своих действий. Кроме того, часто люди стремятся удовлетворить свои непосредственные потребности, не задумываясь о том воздействии, которое их поведение оказывает на удовлетворение этих
же потребностей в будущем. То, что исторические, социальные и идеологические обстоятельства, очевидцем которым он был, могли свидетельствовать об окончательном упадке либеральных идей, не имело, по мнению Мизеса, теоретического значения. С его точки зрения, кризис либерализма не означал, что эта политическая философия была вытеснена со сцены процессом философского и исторического развития, а лишь сигнализировал о неспособности либерализма модифицировать свои основания так, чтобы они учитывали открытия субъективистской экономической теории.
В свете этого, полагал Мизес, было необходимо срочно развеять ложное убеждение, будто бы кризис классической политэкономии привел к краху либерального идеала. Субъективистская экономическая теория была не отказом от либерализма, а более полным ответом на те теоретические вопросы — прежде всего на вопросы, связанные с понятием ценности, — которые не смогла разрешить классическая экономическая теория.
Уже Менгер задолго до Мизеса показал, что отказ от культурного и теоретического наследия индивидуалистической традиции обессмысливает экономическую науку. Мизес выступил с похожими критическими возражениями против социалистической экономической науки, обвинив ее в игнорировании достижений теории субъективной ценности. Он противопоставлял социальную философию, усвоившую открытия экономической науки в области человеческой деятельности, социальной философии, которая проигнорировала их, восприняв маржинализм как последнюю отчаянную попытку буржуазии легитимизировать и сохранить свое господствующее положение. Если главная задача состояла в увеличении производства и в более справедливом распределении богатства, то, разумеется, отсталая социальная философия не могла предложить самого лучшего ее решения. Соответственно социализм не следовало рассматривать как способ выйти за пределы классической политэкономии; он представлял собой ошибочный выход из того тупика, в котором оказалась эта теория: не решение, а лишь один из аспектов кризиса. Окончательный приговор марксистской (и классической) теории трудовой ценности вынес уже Бём-Баверк; Мизес развил его критическую аргументацию и распространил ее на теории общественной жизни.