Эпилог
Либерализм австрийской школы завершает одну эпоху в истории либерализма и открывает другую. Положив в основание либеральной политической философии открытия теории предельной полезности, «австрийцы» свели счеты со старым либерализмом и открыли перед ним новые горизонты.
Либерализм старой школы оказался неспособен ответить на несправедливые обвинения в том, что он якобы обеспечил идеологическую поддержку презренному капитализму laissez faire. Он не смог противостоять ни новой науке об обществе, которая явилась результатом экспансии идей позитивизма, ни даже слиянию историцизма и социализма в обещающую спасение квазирелигию становления. Кроме крайне неблагоприятных исторических обстоятельств, ситуацию усугубило осознание того, что теоретические принципы классического либерализма окончательно устарели. Лидеры австрийской школы, вступившие в борьбу в этой ситуации, поняли, что будущее зависит прежде всего от того, способны ли они разработать новую философию социальных наук. Одновременно с перестройкой теоретического фундамента либерализма появилась новая трактовка истории либеральной мысли, основанная на позитивной переоценке традиции стихийного порядка. Такой порядок, особенно в работах Хайека, стал рассматриваться как сущность либерализма. В результате некоторым фигурам, слишком тесно, по его мнению, связанным с рационализмом и утилитаризмом, было отведено место на задворках истории либерализма, в то время как другие авторы, такие как Бёрк и Савиньи, выдвинулись на первый план и пополнили ряды истинных либералов. Разумеется, у «новой версии» истории либерализма есть и достоинства, и недостатки, но невозможно отрицать оригинальность и последовательность ее концептуальной структуры, что делает ее вехой в истории и теории.
Если Хайека и можно упрекнуть в чем-то, то лишь в том, что он не ссылается на традицию немецкого либерализма в целом, а лишь иногда выделяет отдельных немецких либеральных мыслителей. Вопрос в данном случае в том, существовала ли в немецкой культуре «либеральная традиция» как таковая или же в ней можно найти лишь отдельные примеры либеральных мыслителей. С этой точки зрения австрийская школа с самого начала противостояла «немецкой культуре», которую она считала антилиберальной. Однако такой подход не исключал возможности причисления к либеральной традиции некоторых немецких философов, например Канта, Гумбольдта и Савиньи.
В исторической перспективе сопоставление взглядов Хайека и Мизеса обнаруживает существенные различия между ними. Хайек критиковал Мизеса за то, что основания его либерализма носят слишком рационалистический и утилитарный характер. Когда Мизес приступил к очерку истории либерализма, он опирался на иные источники, чем Хайек и — до него — Менгер.
Неудивительно, что Мизес ощущал близость к представителям рационалистической и утилитаристской традиции, которая была чужда Менгеру и Хайеку. Кроме того, даже когда все трое положительно оценивали одних и тех же авторов, их мотивировки были различны. Тем не менее, пусть даже с хронологической точки зрения, именно Мизес приступил к той работе по обновлению либерализма, которую предстояло продолжить и развить Хайеку.
Изложенная Менгером в «Исследованиях» теория происхождения и развития социальных институтов, несмотря на то, что Мизес и Хайек оценивали ее по-разному, заложила основания нового либерализма и предвосхитила ту критику историцизма и сциентизма, из которой родилась политическая философия австрийской школы. Эту политическую философию можно воспринимать как попытку предложить политической философии новую роль после трагического (и предсказанного) краха историцизма и конструктивистского рационализма. Кроме того, она была результатом осознания того, что менгеровская теория возникновения общественных институтов (языка, денег, права, государства, религии и т.д.) способна вызвать революцию в структуре социальных наук, пересмотр отношений между ними и положить конец приоритетному статусу политической науки.