Эпилог
Марксистский историцизм представлял собой одну из основных «парадигм» современности. После его краха и появления растущих сомнений относительно «чудотворных» результатов применения научных открытий в сфере социального в центре внимания вновь оказался вопрос о специфике политической рефлексии и ее теоретических предпосылках. Сегодня политическая философия вновь обрела возможность прийти к осознанию того, что ее задача — поиск наилучшего политического строя доступными людям средствами; но, естественно, в силу этого вновь встал вопрос о том, что следует считать «наилучшим политическим порядком». Именно в этом контексте следует оценивать вклад австрийской школы в политическую философию.
На самом деле всю историю современной политической философии можно рассматривать как столкновение двух подходов к проблеме наилучшего политического порядка. Первый подход воспринимает политическую сферу как зону, в которой философия наводит порядок в совокупности социальных взаимосвязей. Второй полагает, что социальные взаимосвязи способны самостоятельно породить порядок — под которым понимается набор межличностных связей (например, разделение и организация труда) — способный гарантировать членам общества абстрактные выгоды и принципиальную предсказуемость результатов действий. Отличительной чертой второго подхода является убежденность в том, что политическое взаимодействие представляет собой лишь один из возможных типов отношений между людьми и, таким образом, не существует причин, по которым доминирование этого типа взаимодействия над остальными может быть оправдано.
Исторический опыт — не критерий истины, а лишь один из тех способов, которые можно использовать, чтобы — в духе Поппера — пытаться опровергнуть ту или иную теорию (или по крайней мере для того, чтобы обнаружить ее границы). Соответственно если одним из свойств «порядка» считать стабильность, то исторический опыт показывает, что попытки предписать человеческим взаимоотношениям определенный порядок или, скажем так, попытки заранее упорядочить их ради достижения какой-либо конкретной цели обречены на то, чтобы превратиться в цепочку актов насилия, которые в конце концов непременно выродятся в ту или иную форму хаоса.
Таков неизбежный результат попыток упорядочить общество на основе знания, которое считается завершенным и не требующим никаких дальнейших исправлений или модификаций. Иначе говоря, все зависит от ответа на вопрос о том, может ли философия предвидеть изменения и управлять ими. Если считать, что это невозможно, то из этого следует, что все попытки отрефлексировать связь мышления и реальности как связь двух различных элементов, каждый из которых обладает собственной логикой развития, — что, кстати, предполагает подчинение реальности абстрактному разуму, — будут влиять на проблему политического порядка негативно.
Здесь уместно и, возможно, даже необходимо задать вопрос о том, на чем основаны претензии политики на дарование порядка обществу. С этим связаны еще два вопроса. Первый носит теоретический характер и относится к основаниям «политического знания»; это вопрос о том, почему это знание считается знанием высшего порядка по сравнению с другими типами знания о фактах человеческой жизни, в частности по сравнению с этикой, религией и экономической теорией. Второй вопрос имеет историографическую природу и относится к исторической эволюции и результатам того господствующего в политической философии тренда, который в качестве предмета размышлений предпочитает обществу государство. Тем самым упускается из виду, что общество представляет собой естественное явление, в то время как государство — это явление искусственное и иногда — случайное.