Критика сцентизма и конструктивистского рационализма

Подтверждением того, что вклад великих идеологов науки в историю науки на самом деле был не так уж велик, является стремление нейратовского движения за «единую науку» преобразовать науку в миф, наделив ее чудесными способностями, и, соответственно, в служанку коммунизма и поборницу тоталитаризма — иными словами, в угрозу существованию западной цивилизации. Таким образом, ошибка позитивизма и, следовательно, возникшей под его влиянием социальной науки состояла в том, что он вступил на путь, полный ловушек. Мизес стремился показать, что позитивистская и историцистская ментальность, которая в совокупности с коллективизмом привела к тоталитаризму, еще не потерпела окончательного поражения. Он не только обличил ошибки, но и указал на иной путь, связанный с использованием в сфере социальных наук открытий субъективистской экономической теории, прежде всего — праксеологии.

С этой точки зрения и коллективистская социальная философия, и социальная философия классического либерализма казались ему остатками устаревшей философии социальных наук. Обе концепции были основаны на предпосылке, которая оказалась ложной: на принципе трудовой ценности (стоимости), который был опровергнут Бём-Баверком. Мизес писал об этом уже в «Социализме»; та же проблема является объектом рассмотрения и в «Антикапиталистической ментальности». Он стремился подчеркнуть, что решения социальных проблем (если их можно решить) нельзя достичь просто за счет использования метода естественных наук; для этого требуется принципиально иная философия социальных наук.

Итак, в работах Мизеса и Хайека критика историцизма и конструктивистского рационализма приобрела форму демонстрации ложности оснований науки и социальной философии, приведших к тоталитаризму. Их позицию следует воспринимать как первые шаги к созданию связи между «новой» философией социальных наук и новой интерпретацией истории западных политических идей. Они стремились предотвратить интерпретацию последствий доминирующих тенденций нашего столетия в качестве свидетельства неизбежности крушения западной цивилизации. Ведь, согласно их подходу, это крушение было результатом ошибок историцизма и рационализма, т.е. господствующей, но не единственной из культурных традиций Запада.

Таким образом, политическая философия австрийской школы может рассматриваться как часть более широкой философии социальных наук, выросшей из теории человеческой деятельности, которая, в свою очередь, вдохновлялась теорией субъективной ценности. Последняя сначала была использована как основание для критического анализа концепций социальной науки историцистского и позитивистского типа; в дальнейшем она стала базой для поиска модели стихийного политического порядка, вдохновленного ценностью индивидуальной свободы.

Кризис и упадок господствующей философской традиции — это еще одна причина, чтобы обратить внимание на эволюционистский и либеральный компонент западной философской и политической культуры и более трезво оценить открытия современных естественных наук и субъективистской экономической теории. Критическую оценку истоки цистской и рационалистически-конструктивистской ментальности, а также тех результатов, за которые они, вероятно, несут ответственность, можно, таким образом, рассматривать в качестве необходимой предпосылки для создания иной философии социальных наук. Эта философия лучше подходит для того, чтобы преодолеть итоговый результат, который не обязательно считать чем-то вроде рока; в ее контексте этот результат воспринимается просто как неизбежный конец конкретной философской традиции, основанной на ложном представлении о человеческой деятельности и ее социальных последствиях.

Серьезность и значение последствий этого кризиса доказывают важности попытки Хайека. Однако марксистский социализм представляет собой лишь наиболее трагическое выражение той ментальности, которая (несмотря на поражение) еще не ощутила потребности пересмотреть собственную аксиоматику. Соответственно наиболее актуальная задача, вытекающая из критических возражений представителей австрийской школы, связана с переосмыслением тенденций, господствовавших на протяжении последних двухсот лет. В центре такого переосмысления должны находиться философские и политические предпосылки современной демократической теории и ее институциональные итоги.