Тоталитаризм

То, что тоталитаризм достиг высшей точки развития в Германии, следует отнести на счет целого ряда культурных и исторических обстоятельств. Темпы развития местных институтов по направлению к более либеральной модели не соответствовали довольно специфическому типу капиталистического экономического развития в Германии. Однако это не означает, что единственной культурной и философской колыбелью тоталитаризма была «немецкая идеология». Дело обстояло проще: тенденция к росту полномочий и власти государства, которая уже ярко проявилась в Европе на протяжении XIX в., нашла в Германии идеальную почву. В Германии привыкли к тому, что экономическое развитие направляется правительством, а влияние исторической школы немецких экономистов усилило эту установку.

Хотя этатизм получил распространение в Германии благодаря Фихте, Шеллингу и Гегелю, это не означало что он был чисто немецким явлением. Его главная черта — то, что он «возлагает на государство задачу руководства гражданами и заботы о них», — в это время была в значительной степени присуща западной политической культуре вообще. Победа этатистской ментальности над либерализмом была важнейшим историческим событием последних ста лет. По мнению Мизеса, этатизм выступал в основном под масками социализма и интервенционизма, двух феноменов, связанных общей целью: подчинить личность государству82. Хотя Мизес и учитывал факт преемственности между ранней фазой развития немецкого национализма и нацизмом, он полагал, что основной причиной распространения тоталитарной идеологии было появление антикапиталистической и антилиберальной ментальности в сочетании со сложившейся у правительств привычкой обвинять рынок в собственных провалах, а также в том, что он порождает экономическую и социальную несправедливость.

В системе этатизма государство воспринималось как «аппарат сдерживания и принуждения» и как «институт необходимый и незаменимый», которого требует природа человека. На этом основании этатизм полагал, что его задача работать непосредственно на рост благосостояния подданных. С этим было связано убеждение, что правители обладают большими способностями, чем граждане, и знают, что нужно для «блага» последних, лучше, чем они сами. Это было предзнаменованием будущей концепции сверхчеловеческого государства, порождавшим его обожествление и отождествление его лидера с Богом или его посланцами. Поскольку социализм разделял эти цели, он не только не стал наиболее совершенным воплощением демократии, а, напротив, обрек ее на уничтожение посредством политического устройства, отказывавшегося признать наличие политической ценности у индивидуальных актов выбора. Поэтому любой шаг от рыночной экономики по направлению к плановой экономике «по необходимости является шагом в направлении абсолютизма и диктатуры».

Мизес обнаружил, что общим знаменателем национализма, социализма и нацизма является их враждебность к рыночной системе и убежденность в том, что единственный способ достичь перемен состоит в том, чтобы свергнуть эту систему и заменить рынок коллективистской экономикой, управляемой из центра, т.е. увеличить полномочия и власть государства. Аргументы против тоталитаризма в этом случае совпадают с аргументами против социализма. В обоих случаях полностью отсутствует убедительное обоснование того, почему государству и его представителям следует предоставить столь широкие полномочия.

Мизес утверждал, что возникновение всемогущего правительства было плодом философской традиции, объединяющей реакционные националистические идеологии с прогрессивными социалистическими движениями, которая пренебрегает развитием личной свободы, прав человека и самоопределения в пользу сценария, где делами людей руководит всемогущее правительство. То, что для этого могут потребоваться инструменты принуждения, ограничивающие свободу мыслей и действий, не имеет значения. Размышляя над тем, чем Ласки в этом отношении отличается от Альфреда Розенберга, Мизес поставил вопрос о необходимости изучения феномена тоталитаризма в рамках более адекватного подхода, чем подход, который расценивает тоталитаризм как результат краха либерально-капиталистической идеологии.