Тоталитаризм
Мизес и Хайек подчеркивали взаимосвязь экономических и политических доктрин и ясно описали политические последствия экономического выбора, чем внесли чрезвычайно важный вклад в понимание этого явления.
Это представляется особенно существенным потому, что тем самым они смогли противостоять попыткам объяснить тоталитаризм как последний отчаянный рывок обреченной либеральной цивилизации, приговоренной к смерти неумолимым историческим роком. Работы Мизеса и Хайека показали, насколько безосновательны подобные объяснения, а также предоставили непосредственные и очень убедительные свидетельства жизнеспособности либеральной традиции. Пролив свет на ответственность социалистического движения за приход к власти тоталитарных режимов и на близость социалистической государственной организации к типу организации, существовавшему при нацизме и фашизме, эти мыслители — тут хотелось бы упомянуть и Рёпке — обратились к проблемам развития западной политической культуры и взаимосвязи экономической теории и политики, сохраняющим свою актуальность до сих пор.
Возрождение внимания к взаимозависимости экономической и политической свободы представляет собой отличительную черту политической философии Мизеса и Хайека. Их размышления свидетельствуют о том, что там, где эту связь отрицают, и там, где ею пренебрегают, либеральная традиция становится неустойчивой. В социалистической системе либеральный идеал может выжить в качестве личной этической ценности, но не может выжить в качестве системы ценностей. Противопоставление либерализма социализму — это не противопоставление двух противоположных идеалов, которые достигаются экономическими средствами, это противопоставление двух разных концепций природы и происхождения социальных институтов.
Часто встречающиеся попытки объединить два этих идеала совершенно не учитывают этого. Их сторонники отказываются видеть то, что с точки зрения либерализма экономическая наука является не средством для достижения конкретных целей, а дисциплиной, чей вклад в науку связан с объяснением характера и последствий человеческой деятельности. Все те, кто желал бы соединить две системы, взяв лучшее от каждой из них, совершают ошибку, к которой в свое время привлек внимание Мизес, а именно, принимают экономическую науку за экономическую политику. Тем самым они упускают из вида, что поскольку экономическая политика является «практической наукой», иначе говоря, средством для достижения целей, то она обязательно должна иметь фундамент в виде «теоретической науки». Иными словами, такая попытка может казаться реальной — и не случайно, что к такому слиянию стремился Милль, — только в свете трудовой теории ценности классической политэкономии либо в рамках теории общего экономического равновесия Вальраса, если воспринимать последнюю как нормативную модель, постулирующую полноту знания, доступного одновременно всем действующим субъектам.
Однако наибольшую критику вызвало не то, что Мизес и Хайек интерпретировали коммунизм, нацизм и фашизм как различные проявления одного и того же феномена, и даже не то, что они проследили философские и культурные истоки тоталитаризма до идеи применения идеалов естественных наук к политическому обществу. Гораздо большее возмущение у критиков вызвала их убежденность в том, что так называемый «третий путь» между рыночной системой и коллективистским планированием не имел смысла в качестве теоретической модели и представлял собой всего лишь разновидность «дороги к рабству».
Указав на то, что эта ошибка является главной причиной скрытой трансформации западных демократий в тоталитарные режимы, Хайек и Мизес попали под огонь критики со стороны тех интеллектуалов, которые считали своей функцией в обществе духовное лидерство, а не критику власти и экспертизу.