Тоталитаризм
Все это опровергает горячо защищавшееся немецкими социал-демократами мнение о том, что нацизм следует рассматривать как продукт развития немецкого милитаризма. Мизес считал, что эта легенда была лишь попыткой замаскировать неприличное сходство между экономическими мерами, предпринятыми нацистами, и теми, которые предлагал Маркс.
Для критической переоценки той роли, которую в имперской Германии играло социалистическое движение, имеет гораздо больший смысл отталкиваться от анализа этих мер. Переоценку следует начать с признания фактического объединения правительства и профсоюзов в борьбе против рыночной экономики и либеральных институтов, а ее следующим этапом должен стать анализ роли катедер - социалистов в преподавании социальных наук в университетах и в определении курса развития немецкой экономики.
По мнению Мизеса, даже расовый миф или по крайней мере его современная версия восходит к Гобино98 и в силу этого не может считаться подлинно немецким продуктом. Однако это не помешало нацистам использовать некоторые идеи Шталя, Лассаля, Ратенау и Гумпловича в своих собственных целях. На самом деле это был очередной трюк нацистов, склонных беззастенчиво присваивать себе идеи, на чью популярность в массах они рассчитывали; Мизес замечает, что одной из таких уловок было то, что они объявили себя христианами.
На своем пути к власти лидеры нацистов не только заигрывали с разнообразными ностальгическими воспоминаниями о (романтизированом и эстетизированном) славном прошлом: они поставили на службу своему делу также текущее положение в Веймарской республике, в частности отсутствие в Германии либеральной политической культуры. Благодаря этой тактике они сумели воспользоваться экономическими и социальными проблемами, в создании которых социал-демократические правительства демагогически обвиняли рыночную систему, впервые появившуюся в Германии в либерально-демократической ипостаси. Все это привело Мизеса к заключению, что нацистская экономическая доктрина была чем угодно, но не этапом исторической эволюции либеральной рыночной системы. Наоборот: по своей сути эта доктрина представляла собой разновидность этатизма, близкого к «фабианской и кейнсианской „неортодоксальности"».
В своем анализе Мизес опирался не только на собственную интерпретацию немецкой истории, но и на методологические соображения. Он стремился провести научный анализ, в ходе которого факты объяснялись бы действиями индивидов ради достижения субъективных целей в условиях ограниченного знания, а не с помощью «коллективных целостностей». В связи с этим он отметил, что нельзя считать немцев более агрессивными, чем другие народы, и кроме того, нельзя определить характер народа на основании статистических данных или на основании его выдающихся представителей. В свете этого, рассуждал Мизес, можно считать, что тоталитаризм перестал быть плодом исключительно немецкой традиции и превратился в куда более масштабную и сложную проблему.
Эта проблема была актуальна для всего мира и находилась в тесной связи с ростом и все увеличивавшейся популярностью этатистской ментальности, которая создавала угрозу для всей западной цивилизации.
Если мы ограничимся тем, что назовем немецкую культуру демонической, это не будет адекватным ответом на проблему нацистского тоталитаризма. Научный анализ этого явления должен повлечь за собой переоценку последствий усвоенного западной цивилизацией политического и экономического интервенционизма. Немецкий опыт обладает универсальной ценностью именно в силу того, что он продемонстрировал: чем больше разрыв между политической культурой и ценностями экономико-политического либерализма, тем серьезнее риск того, что эта культура будет обречена на скатывание к тоталитаризму. Соответственно любые представления о том, что либерализм представляет собой всего лишь пролог к тоталитаризму, совершенно ошибочны; напротив, либерализм — это единственное лекарство от тоталитарных тенденций, которые всегда свойственны националистическим и социалистическим идеологиям.