Тоталитаризм
Таким образом, Мизес настаивал на насущной необходимости критически пересмотреть те идеи, которые управляли развитием западной цивилизации в последние двести лет. К сожалению, его анализ тоталитаризма, при всей его оригинальности и перспективности, был неполон. Дело в том, что, кроме вопросов, рассмотренных Мизесом, существует еще философское измерение тоталитаризма, и ему он, на наш взгляд, не уделил того внимания, которого оно заслуживает. В частности, существует проблема рождения и развития современной философии. Позиция Мизеса по этому вопросу, несмотря на то что в «Социализме» и в «Теории и истории» он получил важные научные результаты, не всегда убедительна, так как на нее оказала огромное влияние его собственная, чрезвычайно своеобразная версия «рационализма».
Фундаментальную философскую задачу Мизеса можно описать как изучение развития того «рационального духа», который родился вместе с англо-шотландским иллюминизмом, и, более того, как попытку соединить эту традицию с кантианством «Критики чистого разума». Для Мизеса позитивизм, эмпирицизм и историцизм не были ложными и опасными тенденциями развития «духа рационализма»; он видел в них выражение совсем иной традиции — традиции, пытавшейся привить новую «научную и рационалистическую культуру» на древо старой финалистической концепции вселенной и истории.
Он вернулся к этой теме в «Философских основаниях экономической науки» ( «The Ultimate Foundation of Economic Seience»). В этом произведении Мизес вновь обратился к разрушительным последствиям успеха естественных наук для наук гуманитарных как с точки зрения определения их целей, так и с точки зрения методологии. Проповедуемый ПОЗИТИВИЗМОМ и логическим позитивизмом культ науки стал главной причиной кризиса западной цивилизации, а также «эпистемологическим обеспечением тоталитаризма».
Мизес указал на то, что распространение культа науки сопровождается возникновением «государственнического мифа» и тоталитарной ментальности. Это было плодотворной попыткой дать новое толкование истории западной культуры и политической философии. Однако иногда он высказывал спорные суждения. Те сомнения, которые вызывает его позиция в том виде, как она изложена во «Всемогущем государстве», не только не развеиваются, но еще и усиливаются после знакомства с «Теорией и историей», работой, которая с поразительной ясностью демонстрирует, насколько отличаются основания и культурная рамка его трактовки истории философии социальных наук от взглядов Менгера и Хайека.