Интервенционизм
Еще до того, как симптомы разложения западной политической традиции стали проявляться в сфере права, они начали ощущаться в сфере социальной философии; это было связано с успехами того, что Мизес и Хайек называли интервенционизмом, этатизмом и «третьим путем». Если их суждения о социализме как об экономико-политической форме были лишены всякой неопределенности: они заявляли, что он вымостил путь к социализму, — то их точка зрения на последствпя распространения этой ментальности была не менее категоричной. Доктрина интервенционизма утверждала, что существует такая реализуемая в форме экономической организации система экономического сотрудничества, которая не является ни социалистической, ни капиталистической. Этот гипотетический «третий путь» представлял собой организацию, основанную на частной собственности, но с государственным вмешательством в права собственности в форме приказов и запретов.
Мизес не ограничился тем, что оспорил эффективность экономической организации такого типа. Он подверг сомнению саму возможность ее существования, показав, что теория субъективной ценности имеет силу не только в рамках рыночной системы, но и для любой экономической системы. Этот аргумент постоянно фигурирует в работах и представляет собой фундамент его критики интервенционизма.
Рассматривая интервенционизм как продукт антикапиталистической ментальности, он видел в нем попытку преодолеть противоположность капитализма и социализма с помощью социальной модели со смешанной, экономикой, в которой сочетались бы достоинства этих систем при отсутствии их недостатков.
Таким образом, критика интервенционизма представляет собой один из аспектов осознания того, что основания науки об обществе и политической философии находятся под угрозой и что эту проблему невозможно решить, не используя открытий субъективистской экономики. С другой стороны, сам интервенционизм с его верой в возможность соединения социализма и капитализма выглядел бесплодным и слишком тесно связанным со старыми теориями. Его приверженцам не удалось понять, что, несмотря на то что проблема примирения этих систем может иметь смысл в контексте классической политэкономии, она не имеет смысла в рамках экономической системы, основанной на суверенитете потребителя.
Бесспорно, различные варианты интервенционизма (модели, стремящейся уладить чрезвычайно острые экономические, политические и моральные конфликты) смогли завоевать огромную популярность. Однако истина состоит в том, что он оставался прежде всего экономической политикой, т.е. попыткой решения проблем вне опоры на солидную теоретическую базу. Мизес и Хайек прилагали усилия для того, чтобы показать хрупкость его теоретических посылок и несовместимость его результатов с сохранением демократической системы.
В краткосрочном периоде Мизес и Хайек потерпели поражение в этой борьбе. То, что было задумано как одна из самых новаторских и радикальных «культурных операций» в сфере социальных наук, ошибочно приняли за жалобы старой гвардии, оплакивающей кончину «старого» либерализма и враждебно настроенной по отношению к «новому» либерализму, открытому к современным требованиям и социальным проблемам. В эпоху господства марксистской и «прогрессивной» культуры, ограниченность и грубость которой недалеко ушла от культурной атмосферы тоталитарных режимов, Мизес и Хайек увидели перед собой стену безразличия и столкнулись с остракизмом. Человека, который в начале 30-х годов был самым знаменитым экономистом после Кейнса, стали считать чуть ли не второразрядным публицистом.
Кроме того, что Мизес различал интервенционизм и социализм, он выделял два фундаментальных типа интервенционизма; по его мнению, оба были обречены на крах или на сползание в хаос из-за их претензий на то, что они способны достичь своих целей, пренебрегая универсальными, неизбежными и априорными законами экономической теории.