Интервенционизм
К этим предложениям Хайека подтолкнула необходимость противостоять влиянию «тоталитарно-позитивистской концепции» Бэкона и Гоббса и отразить атаку «конструктивизма, происходящего из картезианского рационализма». Дело в том, что между демократической теорией и либерализмом возникло противостояние такого рода, которое можно было преодолеть лишь с помощью конституционной формы, способной отличить «законодательные задачи от задач правительства», т.е. с помощью разделения «законодательного и правительственного собрания». Эту проблему нельзя было решить путем создания двух «собраний, подобных существующим ныне, просто наделенных иными полномочиями».
Перед лицом демократической практики, превратившей правительство в способ выражения «различных интересов конгломерата групп давления, чью поддержку правительство должно покупать раздачей специальных благ — ведь отказывая в том, что оно может дать, оно тут же утратит поддержку», Хайек обратился к проблеме сдерживания власти и развенчания политики. В связи с этим ему пришлось иметь дело с двумя главными политическими тенденциями современности. Первая — это склонность отождествлять «государство» и «общество» и признавать приоритет за государством, хотя и с оговоркой, что «общество создает, государство — создается». Вторая выражается в стремлении доверять любой выбор исключительно правительственной власти, что приводит к превращению политики «в бесконечную тяжбу за долю в общем пироге». В результате этого «хорошее правление» стало невозможным, слово «политика» превратилось в бранное, а разрыв между правителями и гражданами увеличился.
По мнению Хайека, необходимость конституционной реформы вытекает из осознания пределов демократической теории и ее возможных практических результатов. Тем самым в центре обсуждения оказались философские основания современной демократической теории, однако требовалось прояснение вопроса, что такое демократия: метод или ценность. Хайек воспринимал ее как метод и утверждал, что именно восприятие демократии как ценности и породило ее трансформацию в «тиранию большинства».
Даже если не учитывать всех этих соображений, то представление о демократии как о ценности все равно возникло в ином контексте по сравнению с тем, в каком оно стало применяться. Возможно, причиной неоднозначности этого представления и неожиданных последствий его использования было его происхождение как «коммунитаристского» понятия в сочетании с его использованием в «социетарном» контексте. В связи с этим представляется бессмысленным пытаться рационализировать демократию посредством отказа связывать ее негативные последствия с ее философской неоднозначностью и с последствиями приписывания абсолютной власти предполагаемому носителю суверенитета.
Заслуга Хайека состоит в том, что он объяснил, что эволюция понятия демократии тесно связана с ложными теориями человеческого знания.
Судьба демократии, по-видимому, связана с ее способностью отделять законодательную власть от исполнительной.
Именно в таком контексте следует рассматривать предложения Хайека относительно конституции либерального государства. В этих предложениях отразилось его беспокойство по поводу судьбы личной свободы в демократических системах, которое он выразил уже в «Дороге к рабству», книге, написанной в то время, когда судьба личной свободы оказалась в сильной зависимости от коллективистских идеологий. Тезис Шумпетера, что социализм является неизбежным итогом демократии, верен только в том случае, если демократия рассматривается как такая форма правления, для которой характерны постепенное расширение правительственного контроля над экономической и социальной активностью и отсутствие каких бы то ни было ограничений для власти большинства.