Интервенционизм
Интервенционизм был современным воплощением идеи отождествления государства с Господом Богом и смешения воли и власти. Сводя экономическую науку к экономической политике, интервенционизм верил в возможность достижения своих политических и социальных целей посредством установления цен политиками, а не рынком. Его сторонники не понимали, что «демократия неразрывно связана с капитализмом. Она не может существовать там, где существует планирование». Таким образом, интервенционизм был приукрашенной версией иллюзорной веры в то, что система планирования может управляться демократически.
Мизес утверждал, что планирование и интервенционизм являются формами политического контроля, которые несовместимы с рыночной экономикой и демократией. Они представляют собой попытку поставить экономическую науку и законы рынка на службу этической цели: перераспределению доходов. Таким образом, интервенционизм — это не компромисс между социализмом и капитализмом, а отдельная система, чьи теории регулирования цен приводят к социализму.
Тем самым либерализм можно рассматривать как ответ на вопрос о том, чьи интересы — отдельных людей или правящей группы — должны господствовать в обществе. Разумеется, и те и другие способны ошибаться, но дело не в этом. С точки зрения Мизеса, главное — это выбор между «стихийной деятельностью каждого человека и монопольной деятельностью правительства»: между «свободой и всемогуществом правительства». Ведь за склонностью интеллектуалов к планированию скрывается намерение лишить людей власти принимать личные «субъективные» решения, чтобы направить их к тому выбору, который считают «объективным» интеллектуалы. Соответственно главной целью либерализма должна быть критика догмата о неизбежности всемогущего правительства.
Статьи, опубликованные в сборнике «Планирование ради свободы» («Planning for Freedom»), свидетельствуют о том, что Мизес стремился наделить выражение «планирование ради свободы» иным смыслом по сравнению с социально-экономическим планированием, которое надеется достичь свободы и равенства в материальном отношении. Планирование, как его представлял себе Мизес, должно быть направлено на снятие всех барьеров для личной свободы, поскольку именно она обеспечивает экономическое процветание. Его рассуждения в этом сборнике в основном представляют собой развитие его критических замечаний по поводу бюрократизации. Для описания судьбы процесса рационализации Мизес снова возвращается к веберовскому образу «стальной клетки», но в трактовке Мизеса речь идет не о судьбе в смысле «фатума», а о ситуации, из которой можно и нужно найти выход.
Феномен бюрократизации в это время занял центральное место на политической арене и стал классическим примером конфликта между личной свободой и бюрократическим государством.
Мизес считал, что с учетом всеобщего характера этого явления невозможно отделить объяснение феномена бюрократизма от объяснения феномена интервенционизма. Посредством последнего «тираническое правление безответственной и деспотической бюрократии» приходило на смену демократической системе, подчиняя жизнь граждан регулированию в виде постановлений и решений правительства (но — что существенно — не законов). Стремление к государственному контролю над экономической деятельностью и образованием выдавалось за лекарство от всех болезней, за неизбежный и благотворный ход истории. При отсутствии каких бы то ни было конституционных изменений источником легитимности нового регулирования в глазах государственных чиновников стала вера в то, что рост государственного вмешательства требуется для устранения социально-экономической несправедливости; тем самым они присваивали себе полномочия законодательной власти.