Критика социализма
Современный этап характеризуется растущим доминированием представления о том, что следует «подчинить все руководящему сверхразуму». Иными словами, стремление к коллективизму, которое «ставит целью подчинение всех сил общества сознательному руководству», симптоматично для состояния здоровья современной научной цивилизации69. Хайек писал, что даже благосклонное отношение общества к теории экономического планирования «восходит непосредственно к господству сциентистских представлений», «идеалов, характерных для инженеров».
В качестве проявления склада ума инженеров экономическое и политическое планирование в значительной степени было иллюзией, основанной на представлении о том, что разум способен обеспечить более эффективное функционирование общества. Объяснение причин, по которым оно казалось иллюзией, следует искать в следующем наблюдении: если цель состоит в обеспечении того, чтобы система быстро находила наиболее адекватные варианты реакции на постоянно меняющуюся ситуацию, то для того, чтобы реакцию на какое-либо изменение в ситуации можно было превратить в общедоступные данные, требуется не централизованное, а рассеянное знание. Подобно Менгеру Хайек верил в существование и практического, и теоретического знания, и полагал, что с точки зрения функционирования социальной системы важны оба типа знания. Ведь даже если допустить, «что все теоретическое знание может уместиться в головах нескольких экспертов и тем самым стать доступным единой центральной власти», то маловероятно, что то же самое может произойти со «знанием о частностях, о быстро меняющихся обстоятельствах момента и местных условиях, которое никогда не сможет существовать иначе, как будучи рассеянным среди множества людей».
Иначе система не сможет работать в соответствии с тем, что было обещано, и не сможет удовлетворить порожденные этим обещанием ожидания, что, в свою очередь, станет причиной ее скатывания к авторитаризму.
Как можно видеть, демонстрация политических последствий неспособности признать факт непреодолимой ограниченности человеческого знания всегда составляла важный элемент идей Хайека. Начиная со статей 1930 годов и вплоть до «Пагубной самонадеянности», он не переставал повторять, что этот путь был «дорогой к рабству». То, что именно эти вопросы стали темой его нобелевской лекции «Претензия знания» , отнюдь не случайно. В ней он в очередной раз обратился к теме разорения в социальных науках, произведенного склонностью обращаться с социальными экономическими явлениями так же, как с объектами естественных наук.
По мнению Хайека, следует отбросить любые представления о том, что применение результатов научного прогресса к социальным наукам сможет обеспечить «формирование общества по нашим запросам». Тому есть два рода причин. Во-первых, такие идеи основаны на ложных гипотезах о природе социальных институтов; во-вторых, последующий провал социальной политики, сформулированной на базе этих гипотез, приводит либо к социальному хаосу, либо к бюрократически-тоталитарному режиму. Из этого следует необходимость умерить ожидания, связываемые с научно-техническим прогрессом. Это нужно не только для того, чтобы предотвратить превращение науки в опасный бред, но и потому, что надежда на то, что наука может решить все проблемы человечества в соответствии с личными желаниями каждого человека, приводит к стиранию грани между разумными и неразумными ожиданиями.
В противоположность тем, кто считал задачей социальных наук планирование политико-экономических систем, Хайек непоколебимо стоял на том, что признание факта существования непреодолимых разумом границ «должно дать тому, кто изучает общество, урок предостережения: не потворствовать пагубному стремлению человека установить контроль над обществом. Такому стремлению, которое не только сделает его тираном для других людей, но и в конечном счете превратит его в разрушителя цивилизации — отнюдь не продукта чьего-то ума, а плода свободных усилий миллионов людей».
Таким образом, Хайек утверждал, что ложная природа предпосылок плановых систем и интервенционистской политики не только препятствовала бы достижению поставленных целей, но имела бы множество иных нежелательных последствий. Это, в свою очередь, привело бы либо к попытке, прибегнув к террору, скрыть катастрофу либо к возникновению таких форм социального конфликта, которые можно было бы контролировать до тех пор, пока производительность экономической системы обеспечивает распределение ресурсов ко всеобщему удовлетворению. И в том и в другом случае катастрофа породила бы политические режимы, которые характеризуются иными формами борьбы и принятия решений, чем те, которые существуют при парламентской демократии. Таким образом, системы,
заявляющие о необходимости рациональной и научной реорганизации общества, имеют тенденцию мутировать в тоталитарные режимы из-за невозможности решить проблемы экономического планирования при сохранении личной свободы и тех институциональных структур, которые ее обеспечивают.